Радиоактивная служба солдата № 13.
Где-то на стыке двух времен, когда советские восьмидесятые неровными скачками превращались в российские девяностые, работник колхоза имени Ленина Шура Чахалян увидел по телевизору выступление академика Андрея Сахарова. Прославленный ученый совершенно открыто заявлял то, о чем ранее говорить было не принято. Академик рассказывал о многолетних испытаниях советского ядерного оружия и их жертвах — солдатах и мирных жителях. Когда передача закончилась, Шура повернулся к сидящей рядом жене и произнес: «Амаля, я тоже там был». Впервые за тридцать лет он решился рассказать об этом…
Мальчик из села
Как и большинство советских детей, родившихся накануне войны, Шура Чахалян с самого раннего возраста, еще будучи первоклассником, помогал односельчанам пахать поля. Подгонял быков, пока старики давили на плуг. Работа превратила мальчика Шуру в сильного, трудолюбивого и очень ответственного юношу.
«В армию меня забрали в 1956 году, — вспоминает Шура Чахалян. — Сначала я проходил службу в городе Кинешма Ивановской области, в химических войсках. Примерно через полгода солдат из нашей части начали куда-то отбирать. Предпочтение отдавали ребятам, которые не имели родственников за границей. У меня, например, таких не было.
Из отобранных солдат сформировали батальон. Всем выдали новое обмундирование: сапоги, портянки, гимнастёрки. А затем на поезде повезли, как оказалось, в Казахстан. Пока ехали, у нас изъяли все личные вещи. Даже карманы проверили, чтобы никто ничего с собой не брал».
Через несколько суток солдаты прибыли в город Семипалатинск. И той же ночью их отправили дальше, уже на вертолете. Любые вопросы были запрещены. Так и летели молча сквозь тьму в неизвестность.
Порядковый номер 13
Осмотреться на новом месте службы смогли утром. Первое, что бросилось в глаза, земля. Она была покрыта черным слоем, не то пыль, не то пепел. Наступать было мягко, а от сапог в черноте оставались следы.
В самой военной части было много строений, но были они очень низкие. Над землей торчали только их крыши, сами помещения скрывались под двухметровым слоем бетона. В таких бункерах располагались столовая, продуктовый склад и даже кинотеатр. Солдаты жили на поверхности, в палатках.
Рассказывает Шура Чахалян: «Примерно через неделю нам сказали, что скоро у нас будет очень важное задание. Мы, конечно, отнеслись к этому очень серьезно. Настораживало то, что никто из нас до сих пор не получил оружия. Вместо него нам выдали различные предметы — «образцы». У каждого в моем взводе были свои образцы: у кого-то чучела животных, у кого-то несколько видов часов, еще были различные материалы. Мне достались квадратные листы тонкого металла, размером примерно 20 на 20 сантиметров — всего 15 штук. Все квадратики были разные: железо, нержавейка, даже золото, каждый выкрашен в свой цвет. Образцы помещались в отдельные конвертики. А хранить их надо было в специальном фанерном ящике с ручками.
Всех солдат проинструктировали, как правильно держать образцы, как упаковывать и в каком порядке помещать их в ящик. Мы сразу приступили к тренировкам: раскладывали и снова складывали все эти вещи, и так много раз, пока не доводили все движения до автоматизма. Скоро я научился делать это очень быстро. Я вообще был одним из самых шустрых там. Даже мой командир сказал: если бы, Шура, была оценка больше «пятёрки», я бы тебе её поставил.
Еще нам всем присвоили порядковые номера, а на нагрудные карманы каждому повесили какие-то авторучки. На них как раз и были написаны наши цифры. Мой номер был тринадцатый».
Первое испытание
После нескольких дней тренировок солдатам объявили, что пришло время ехать на полигон. Он находился в нескольких часах езды на грузовике. Сам полигон представлял собой бескрайнее бетонное поле, покрытое черной копотью. Посредине возвышалась бетонная башня. Дальше располагались какие-то строения, возле которых были установлены манекены, одетые в гимнастерки.
Пространство в радиусе двадцати метров вокруг вышки было расчерчено на участки, для каждого солдата — свой. Все образцы солдаты оставили строго на обозначенных местах и при этом каждый четко запомнил расположение своего участка.
Рассказывает Шура Чахалян: «На следующий день, сразу после завтрака, нас снова погрузили в машины. Ехали почти до самого вечера, подальше от полигона. Там было специальное место — вырытая среди поля траншея, такая огромная, что все наши грузовики туда заехали. Нам приказали вылезти из машин, лечь на землю, крепко зажмурить глаза, а голову прикрыть руками. Я понял, сейчас что-то будет.
Лежим и слушаем громкоговоритель: шум вертолета и обратный отсчет: «Десять, девять, восемь…». И только голос произнес «ноль», все залило белым светом. Таким ярким, что даже через закрытые веки слепило. И сразу же земля вздрогнула и закачало нас вверх-вниз. И хотя командир заранее предупредил, что так и будет, стало очень страшно. Это был мой первый ядерный взрыв.
Перед тем как на следующий день отправиться на место взрыва за оставленными образцами, нас одели в защитные комбинезоны. С головы до ног все очень плотно застегнуто, на лице очки. И обязательно у каждого на груди висела все та же ручка с номером. Мы уже знали, что это дозиметры.
На полигоне я ничего, кроме своего участка, не видел. Задача была как можно быстрее собрать все свои образцы, разложить их по конвертам, в ящик и вернуться в кузов, желательно до того, как грузовик просигналит. На всё про всё давалось лишь несколько десятков секунд, мешкать нельзя, сразу получишь лишнюю «дозу». Смотреть по сторонам было неудобно и некогда, я полностью сосредоточился на работе, собрал свои железячки и вернулся к машине одним из первых».
Быки-арбузы
Вся служба рядового Шуры Чахаляна и его товарищей в основном состояла из тренировок в раскладывании и сборке образцов. При этом обсуждать все увиденное и услышанное между собой было по-прежнему строго запрещено.
Все остальное время было больше похоже на пребывание в больнице: сон, еда, периодические осмотры у доктора.
«Кормили там, кстати, от души. Борщ, каша, всегда все очень наваристое и жирное. Масло чашками, сгущенное молоко, тушенка. Все это можно было есть в любое время и в любых количествах. Так и курсировали мы днем от своей палатки до столовой и обратно. Иногда ходили в кино, его тоже целыми днями крутили.
Помню один забавный случай. Пока наш командир взвода спал, мы с ребятами решили чуток развеяться, прокатиться на грузовике. По дороге заметили вдали, как будто быки в поле лежат. Ближе подъезжаем и понимаем, что это не быки, а арбузы. Клянусь, такие огромные, мы втроем еле один поднять смогли. Засунули несколько штук в кузов и назад в часть. Когда командир взвода проснулся и увидел арбузную кожуру, чуть нас всех не передушил. Очень долго ругался, и не за то, что уехали самовольно, а за то, что ели без разрешения», — эти воспоминания вызывают широкую улыбку на лице Шуры Михаковича.
Раз в несколько недель происходили выезды на полигон. За полгода службы под Семипалатинском Шура принял участие в трех испытаниях ядерных бомб. Каждый раз образцы для выкладки менялись: после металлических листов рядовому Чахаляну выдали тонкие куски асфальта, затем разноцветные квадратики из фанеры.
Каждый раз после сбора образцов на месте взрыва солдаты сдавали дозиметры на проверку. Тех, кто схватил повышенную дозу радиации, от следующего испытания отстраняли. Некоторых даже увозили из части. Сколько рентген досталось Шуре, он не знал, но ни одного выезда на полигон он не пропустил.
Понимал ли рядовой Шура Чахалян, в чем он участвует и что происходит? Увы, на тот момент практически нет. «Откуда нам было знать про радиацию, про рентгены… Ни телевидения, ни интернета не было. В газетах об этом тоже не писали. Обсуждать что-то между собой нам запрещали. Сказали только, что такие взрывы делает атом. Наше дело положить все образцы, потом собрать и отдать для изучения, как на них все это отразилось. Все невидимое, что представляло опасность, мы просто называли «ядом». Про то, что такое радиация, я узнал только спустя много лет».
Вскоре у солдат начались проблемы со здоровьем. На коже у большинства ребят появились гнойные фурункулы. Делать лишних движений из-за болезненных ощущений никому не хотелось, и военная часть стала еще больше напоминать госпиталь. Как-то утром Шура проснулся от того, что вся его спина была покрыта чем-то горячим и мокрым. Оказалось, что часть фурункулов полопались. Сразу стало легче, часть боли ушла вместе с испорченной простыней, отправленной в стирку.
Вспоминает Шура Чахалян: «Были среди нас и такие, кто одними чирьями не отделался. Эти ребята там служили дольше нас и, похоже, участвовали в куда более серьезных испытаниях. Следы тех испытаний нам периодически встречались на дорогах — покореженные останки сгоревших машин и военной техники, разрушенные здания. И еще вот эти «потухшие» солдаты в части…
Они как будто уже и не на службе были. Ничем не занимались, даже не участвовали в тренировках. Обычно лежали где-нибудь в холодке. Как-то я разговорился с одним, спросил, почему он домой не уехал. «Чего мне туда ехать? — ответил он. — Посмотри на меня, я ведь уже не мужчина, я как тряпка. Ни на что уже не годен, работать не смогу. Кто обо мне дома заботиться будет? Мать-старуха, что ли? А здесь нас хотя бы кормят хорошо».
«Что же вы наделали…»
Почти полгода Шура Чахалян прослужил на семипалатинском испытательном полигоне, когда началась подготовка к очередному для него — четвертому взрыву. На этот раз бомбу планировали активировать прямо в озере под водой.
«Незадолго перед испытанием к нам в часть приехал генерал из Москвы. Нас всех перед ним выстроили. «Смирно!», — кричит наш командир. Но какой там «смирно», солдаты кто как стоит, все больные. У меня фурункулы по всему телу: на шее, на руках, на спине, стоять ровно невозможно. Генерал поближе подошел, посмотрел на нас внимательно и головой покачал. «Что же вы наделали…», — шепчет. После этого все командование ушло на совещание, где и приняли решение, что пора уже нас отправлять отсюда. Так мы на четвертое испытание и не попали. Когда уезжали, командир взвода обнял каждого на прощание. Плакал».
Жизнь после взрывов
Остаток службы военнослужащий Шура Чахалян провел все в той же части в Ивановской области. После демобилизации он из родной Грузии переехал в город Армавир Краснодарского края. Большую часть своей трудовой жизни Шура Михакович отдал колхозу имени Ленина в поселке Глубоком. Женился, воспитал трех дочерей. До выступления академика Сахарова Шура ни разу не упоминал о том, что видел во время службы под Семипалатинском.
Затем последовало множество безуспешных попыток поднять военные архивы, доказать свою причастность. В первую очередь для жены и родственников, которые не могли поверить, как столько лет можно было молчать о таком.
Добиться подтверждения удалось только после шестого запроса, спустя несколько лет. Пришел Шуре Михаковичу памятный значок «Участник испытаний» — пятиконечная звезда, прикрытая щитом с изображением ядерного «гриба». А затем подоспели звание «Ветеран подразделения особого риска» и медаль «За мужество».
Двадцать лет назад Шуре поставили диагноз — рак желудка. Неизвестно, может, радиоактивные частицы спустя столько лет все же настигли шустрого любителя гигантских арбузов, а может, семипалатинские «яды» тут были и вовсе ни при чем. Врачи предложили Шуре операцию, но при этом сказали готовиться к худшему. Операция прошла успешно…
Сейчас Шуре Михаковичу Чахаляну 83 года. Он уже на восемь лет пережил свою жену Амалю. Шура Михакович все так же живет в Армавире, у него три дочери, они всегда рядом с ним. Каждый день дедушка Шура встает в 5 утра, чтобы заняться самыми мирными занятиями: работать в огороде, наводить порядок во дворе и играть с любимым внуком Сашей.
ИСТОРИЧЕСКАЯ СПРАВКА
Семипалатинский полигон занимает территорию в 18500 км2. На этом участке казахстанской степи с 1949 по 1989 год Советский Союз проводил ядерные испытания.
За это время на полигоне было совершено 468 ядерных испытаний, в которых было взорвано не менее 616 ядерных и термоядерных устройств. Суммарная мощность ядерных зарядов, испытанных в период с 1949 по 1963 год на Семипалатинском полигоне, в 2500 раз превысила мощность атомной бомбы, сброшенной на Хиросиму.
Последний взрыв на полигоне был осуществлён 19 октября 1989 года.
29 августа 1991 года Семипалатинский полигон был закрыт правительством Казахской ССР. В 2009 году Генеральная ассамблея ООН объявила 29 августа Международным днём действий против ядерных испытаний.
Схематичное расположение различных объектов во время наземного ядерного взрыва. Бомба помещалась на 30-метровую вышку, вокруг которой на разной дистанции размещались объекты — предметы, техника, строения и животные. Таким образом исследовалось влияние взрывов и радиации на окружающую среду. / Фото из открытых источников.
Редакция «Армавирский Собеседник»