Путешествия по малым городам и селам юга России могут стать настоящим открытием. Там, где редко ступает нога туриста, есть чему удивляться. Отправляясь в станицу Надежную Отрадненского района, где живет чуть более 1 700 человек, команда «АС» меньше всего предполагала, что посетит музей и узнает, в чем сила русского человека.
Культурное наследие
Места в Надежной живописные. Станица расположена в верховьях притока Урупа реки Малый Тенгинь. В ней уютные улочки с непафосными и конкретными названиями (Бурная, Веселая, Кривая, Ровная, Крутая), дружелюбные жители и невероятно чистый воздух. Одним словом, предгорье.
А еще в Надежной есть музей Ленинградского блокадного детского дома № 26. Находится в одной из самых старых построек станицы по адресу: ул. Кооперативная, 42А. Его в 1900 году для нужд церковно-приходской школы возвели казаки. Сейчас здание является памятником культурного наследия регионального значения.
Музей основали в 1987 году по инициативе бывшего воспитателя и до 2012 года руководителя детского дома Нины Долгополовой.
Существуют две версии о том, когда в Надежную привезли детей из блокадного Ленинграда. На сайте станичного музея и на портале Культура. РФ выставлена информация, что «с 1943 по 1953 год в этом здании находился детский дом для эвакуированных из блокадного Ленинграда детей». Сотрудники же учреждения со ссылкой на акт государственной историко-культурной экспертизы сообщили, что юные ленинградцы жили здесь с 1942 по 1947 год.
Обувная коллекция
Музей стоит на возвышении и обнесен сетчатым забором. Чтобы попасть внутрь, нужно свернуть с главной дороги и объехать здание с правой стороны. Серая калиточка ведет в небольшой двор, у входа в сени висит мемориальная плита, установленная 23 января 2004 года.
На ней написано: «В этом здании бывшей сельской школы в годы Великой Отечественной войны находился детской дом, в котором до середины 50-х годов жили и воспитывались дети, эвакуированные в ст. Надежную осенью 1942 года с территорий, захваченных врагом, и из блокадного Ленинграда. Во время оккупации Предгорья детям-сиротам удалось пережить страшные месяцы вражеского нашествия благодаря помощи местного населения…»
Заходим. В помещении высокие потолки и выкрашенный яркой масляной краской пол.
В музее четыре экспозиции, говорит его директор Александр Кливекин: «История и культура кубанского казачества», «Боевая слава в Великой Отечественной войне», «Трудовая слава станичников» и «Комната детей блокадного Ленинграда». Здесь хранятся две тысячи экспонатов, каждый из которых — об истории станицы. Тут походные казачьи иконы, оригинальная советская мужская и женская формы времен Великой Отечественной войны, фотографии передовиков-станичников времен СССР. Лица женщин, запечатленные на них, удивительно хороши и красивы. Они не похожи друг на друга, но их объединяет выражение кротости вкупе с чувством собственного достоинства и житейской мудростью. На стенах — красивые рушники из конопли, расшитые болгарским крестом.
Есть огромная школьная доска, внутренняя часть которой, по заверению Александра Кливекина, переворачивается. После реставрации она приобрела темно-коричневый цвет. Этому экспонату около 60 лет.
В станичном музее сохранили редкие экземпляры обуви. И если обувь гитлеровцев с металлическими подковами можно увидеть в коллекциях других музеев края, то чуни времен царствования Николая II — редкость. Они сшиты из цельного куска бычьей кожи и подбиты (кто бы мог подумать!) гвоздями из дерева. Такие шили в Надежке местные умельцы. В обувной коллекции — женские туфли-неразувайки родом из СССР. Образец унификации в производстве обуви, говорит директор музея.
Тесло
— А это машинка «Зингер». Такой вы нигде уже не встретите, — уверен наш гид.
Подхожу ближе и не сразу замечаю, что нижняя часть у нее хоть и черного классического цвета, но не из металла. А из дерева! Действительно, редкое сочетание. Чаще швейные машинки встречаются чугунные, с ножным приводом.
В углу на столике рядом с самоваром стоят иконы. Под стеклом помимо изображения святого умельцы сделали из алюминиевой фольги цветы и объемные аппликации, которые обрамляют лики Богородицы и Младенца Иисуса. Иконы писал местный богомаз, украшали неизвестные теперь мастера.
— А вот этот предмет называется тесло! Знаете, что это? — спрашивает директор музея. — В XVIII-XIX веках казаки работали им по дереву. Делали деревянные корыта.
То самое тесло оказывается плотницким инструментом, представляющим собой топор с поперечным, как у мотыги, лезвием.
«Колобок» на дощечках
В комнате детей блокадного Ленинграда размещена экспозиция, посвященная судьбе основательницы музея и вожатой детдома Нины Долгополовой и ее воспитанникам.
Во время войны в этом помещении располагалась спальня юных ленинградцев. Сейчас здесь стоит одна кровать, у изголовья которой висит общая фотография и список 25 воспитанников детского дома № 26: Павел Анугин, Тася Цыбина, Клава Рощина, Женя Кирбунов, Ядя Бальцерак, Изида Вилькович, Валя Беленко, Вера Беляева, Ляля Опахина, Леня Опахин, Лиля Лиметти, Унно Судолайнен, Коля Аглюмин, Нина Кирилова, Нина Павлова, Лина Ермакова, Галя Строганова, Зина Соколова, Маша Бойкова, Валя Крупенина, Люба Пушакова, Валя Конвичева, Галя Майорова, Женя Алексеенко, Женя Курбанов.
Экспозиция посвящена разным поколениям детей. Торжественное обещание пионера Советского Союза и Законы пионеров на Красном знамени соседствуют с гимном ленинградских детдомовцев. Тут же бюст Ленина, барабаны и горны, шкафчики для одежды, почетные грамоты детского дома, врученные за сбор дикорастущих плодов и ягод, за успехи в художественной самодеятельности, паровозики и лесенки из светлых пород дерева. Сохранилось фото первого воспитателя детского дома — Раисы Ряпенко. На стенах зала висят рисунки нынешних учеников местной художественной школы. Они — о городе на Неве.
Не сразу заметила книжку из деревянных дощечек. На них ребенок записал сюжет русской народной сказки «Колобок». Здесь же хранятся воспоминания переживших ад блокады, эвакуацию.
Иза
Хранящаяся в станичном музее запись истории Изы Вилькович — документальное свидетельство горя, которое принесла в ее семью война. Когда она началась, отец девочки ушел на фронт. Погиб в октябре 1941 года. А в январе 1942 умерли мама и брат.
«Две недели я спала в одной комнате с ними. Потом их похоронили, и я осталась одна. Топить дом было нечем. 14 марта меня забрали в детский дом. Там тоже было голодно… Помню, как мы жгли кости и ели», — вспоминала Изида Вилькович.
В начале апреля 1942 года ее и Тасю Цыбину эвакуировали в детдом. Когда машины переправляли через Ладожское озеро, бомбежки не затихали. Некоторые автомобили уходили под лед. Потом ехали в закрытых вагонах на Кавказ.
«Во время пути очень часто бомбили, особенно в Сталинграде, — писала Изида. — Привезли нас в Армавир. Было распределение, и нас отправили в ст. Хуторок. Со ст. Хуторок нас перевели в ст. Ново-Кубанская. При наступлении немцев всех нас собрали, и начались наши скитания».
Группами по несколько человек дети побирались по станицам. Спали на улице под кустами. Их мучили чесотка и цинга. Не все выжили.
В станице Спокойной районный шеф Светличный принял решение организовать детдом в Надежной. Воспитанники работали в поле, собирая лекарственные травы и початки кукурузы, пропалывали сорняки.
Станичники их подкармливали, кого-то брали на воспитание. Спустя годы ленинградцы тепло вспоминали: «Раиса Ивановна (Ряпенко) нас всех мазала мазью каждый день. Отмывала нашу коросту. Воду носила с речки и топила печь для нас. Была очень ласкова и внимательна. Она всегда останется в нашей памяти как родной и близкий человек».
Жить хочу
На Кубани Иза Вилькович пережила один из самых страшных моментов своей жизни. Во время оккупации по подозрению в еврействе ее забрали из детдома. По одной из версий об этом сообщила повар, работавшая в детдоме, по другой — девочка, жившая с Изой.
«Утром рано пришел мужчина и меня забрал. Привел в сельсовет и поручил женщине присматривать за мной. Там было много народу: женщины, дети, старики… Им всем сказали, что повезут куда-то работать, чтобы они взяли все вещи. Нас привезли в станицу Передовую. Они все были вместе, я же ходила по двору одна».
К ленинградке подошел молодой мужчина в клетчатой рубашке. Он взял ее за руку и отвел в маленький ветхий сарай. Попросил сидеть тихо. Позже приехала черная легковая машина, стали зачитывать списки. Изиды в них не было. На горизонте показались три крытые машины. Всем велели оставить вещи и садиться в них. Мальчик в толпе понял, что это на самом деле значило, и закричал: «Мамочка, я жить хочу!» От страшного предчувствия Иза потеряла сознание. Очнулась она уже в хате у незнакомой женщины. Приходил врач, осмотрел ее и констатировал нервный шок. Позже Иза вернулась в детдом.
Немцы знают
Покидала музей с осознанием того, что память о страшной войне надо хранить. Даже если для этого требуются усилия. В комнате, откуда расходятся залы музея, установлен стенд с наградами и шевронами станичников, мобилизованных во время СВО.
На выходе останавливаюсь у листа без рамы с напечатанным текстом известного белорусского писателя Сергея Климковича. Читаю:
Бойтесь разбудить русского. Вы не знаете, чем кончится для вас его пробуждение… В тот момент, когда покажется, что вы победили русского, уничтожили, стерли в порошок, произойдет что-то удивительное… Он придет к вам в дом. Устало опустится на стул, положит на колени автомат и посмотрит в глаза… задаст вам вопрос: «В чем сила, брат?» И именно в этот момент вы тысячу раз пожалеете, что вы не брат русскому. Потому что брата он простит. А врага — никогда. Французы помнят. Немцы знают. Русский живет справедливостью… И пока она жива в его сердце, он поднимется из ада. И вы ничего с этим поделать не сможете.