Капитан-лейтенант Валерий Бугаев ушел в запас в 1995 году с должности флагманского специалиста штаба 22-й дивизии морских десантных сил.
В преддверии Дня Военно-морского флота России, который отмечают 28 июля, поговорили с ним о службе на кораблях-разведчиках, о том, как американцы и японцы провоцировали советских моряков и чем удивили вьетнамцы на базе «Камрань».
211 суток на волнах
— На срочную службу вас призвали в ноябре 1983 года. Куда попали после учебки?
— Три года прослужил в Тихоокеанском флоте в бригаде разведки, в одном из самых ходовых соединений, которое подолгу находилось в плаванье. Выходили в море в сентябре-октябре, а возвращались в марте-апреле. Тогда и познал так называемую романтику морской службы.
— Каким было самое длительное ваше пребывание в море?
— Им оказалось мое первое плаванье. Оно длилось 211 суток. Корабль ходил в Южно-Китайском, Восточно-Китайском морях. Вели разведку и выполняли задания вдоль побережья Китая, Филиппин, Японии.
В то время еще не угас пограничный конфликт Китая и Вьетнама. Вьетнамцы из-за напряженной ситуации боялись, что китайцы высадят к ним десант. Поэтому мы следили за обстановкой, чтобы своевременно выявить высадку китайцев на побережье Вьетнама.
Советские корабли тогда заходили в порт Камрань (провинция Кханьхоа), где находилась крупнейшая военная база СССР за границей. Поскольку наши корабли имели автономность лишь 30 суток, там пополняли запасы продовольствия, воды, топлива.
— Вам действительно довелось увидеть весь Тихоокеанский флот США?
— Да, во время срочной службы. Когда в Никарагуа произошла революция, американцы развернули там боевую ударную силу: авианосцы, десантные корабли, крейсеры, эсминцы, подводные лодки. Они отрабатывали высадку десанта в Никарагуа. А мы ходили за ними в пределах прямой видимости, чтобы выявить и пресечь нарушения дипломатическим или вооруженным путем.
Руководство предупредило, что мы — глаза и уши флота, а в случае опасности нас, как и пограничников, уничтожат в первую очередь. Позже столкнулся с тем, что американская и японская авиация над нашим кораблем на бреющем полете отрабатывала бомбометание, стрельбу из пушек. Удары не наносили, но и не согласовывали такие «учения». Мы для них всегда были мишенью, над которой регулярно совершали такие заходы.
— А на каких кораблях служили?
— Срочку служил на трех судах. Выполнял задачи на разведывательном корабле ВМФ СССР «Курсограф», среднем разведывательном корабле «Гавриил Сарычев» и малом разведывательном корабле проекта 503 — «ГС-7». Их трюмы были забиты специальной аппаратурой. С ее помощью отслеживали надводные корабли и подводные лодки, записывали шумы винтов и радиочастоты, на которых работали их экипажи, определяли, где и какие морские суда находятся.
Горели корабли
— После демобилизации вы окончили Краснодарское высшее военное училище имени генерала армии Штеменко. Где служили потом?
— В августе 1991 года в звании лейтенанта меня отправили в бригаду разведки, где прежде проходил срочную службу, но в штабе сказали, что штат укомплектован. Тогда направили в полк морской штурмовой авиа-ции. Там прослужил восемь месяцев, проверял курируемые воинские части на предмет соблюдения режима секретности и сохранения государственной тайны.
Затем меня назначили флагманским специалистом спецсвязи штаба 22-й дивизии морских десантных сил. Штабом дивизии проверяли готовность подчиненных частей и кораблей к несению службы. Базировались мы под Владивостоком на острове Русский. На нем находились две бригады десантных кораблей и дивизион кораблей на воздушной подушке, куда ездил с проверками.
— Расцвет вашей военной карьеры пришелся на девяностые. Флоту было тяжело?
— Флот перестали снабжать материально-техническими средствами. Не было солярки, смазок, запчастей, даже форменной одежды. Сначала я получил обмундирование в училище, затем выдали пару брюк, а после этого покупал все сам. Зарплату не платили месяцами.
Корабли не ремонтировали, а следовательно, не выпускали в море, что привело к сокращению их количества во флоте. А те суда, что стояли возле стенки у штаба, постепенно приходили в негодность.
Из-за веерных отключений электроэнергии корабли горели. Однажды шли командно-штабные учения на большом десантном корабле. Когда отключилось береговое питание, судно, как и полагалось, перешло на бортовое. Но обратно автоматическое переключение не сработало, и из-за встречного тока загорелся кабель на берегу и в танковом трюме. А там лежал боезапас с другого корабля, и все «добро» вспыхнуло.
Один за другим внутри корабля стали взрываться снаряды. Ощущалось, будто по корпусу бьют огромной кувалдой, а в разные стороны летели осколки снарядов. Ими же пробило пожарный трубопровод, и на ящики с боеприпасами хлынула вода, которая их стала тушить. Это нас и спасло. Развернули систему пожаротушения, но близко к трюму из-за взрывов подойти не смогли. Корабль сохранили, но в борту было много пробоин.
После развала СССР из-за границы эвакуировали советские базы, откуда вывозили технику, оборудование. Отправляли за ними десантные корабли.
Разведка в шторм
— А какие боевые задания довелось выполнять?
— О многом рассказывать не имею права, служил ведь в радиотехнической разведке. Однажды шли к США, проверяли их систему обнаружения, то есть на каком рубеже они смогут засечь наш корабль. Дней через десять подошли к Штатам, но начался сильный — восьмибалльный — шторм. А руководство поставило задачу: каждый час докладывать о местонахождении корабля. Я был единственным специалистом и трое суток ежечасно делал доклады, которые радисты из-за проблем со связью не могли передать. Их скопилась целая стопка. Тогда приняли решение выйти в открытую связь. Но как только это сделали, американцы нас запеленговали и отправили самолет-разведчик. К счастью, все завершилось благополучно, мы вернулись на базу.
А однажды я каждый час докладывал о местоположении американской амфибийно-десантной группы. Тогда было непонятно, собираются они высаживаться в Никарагуа или просто ведут учения. Трое суток не получалось поспать. Чтобы взбодриться, выходил на палубу к турнику, подтягивался и делал подъемы переворотом. Затем возвращался обратно, потому что перерыв между сеансами связи длился 15-20 минут.
— Не представляю, как в восьмибалльный шторм, когда корабль кидает по волнам, удавалось еще и сведения передавать…
— Сложно: одной рукой держался, другой набирал текст. Но качка в шторм была не единственной проблемой. Корабль железный, и место моего поста раскалялось до 40 градусов и выше. Кондиционеров не было, приходилось открывать иллюминатор и вставлять туда фанерку. За счет набегающего потока воздуха шло вентилирование.
А у ребят, работавших в трюмах, нагревалась металлическая аппаратура, и было еще хуже. Они менялись каждые шесть часов, выходили из трюма вареные. Так что я был выше и страдал от сильной качки, а они — ниже и мучались от духоты.
Кричали «Корефана!»
— Моряки — одни из немногих, кому в советское время удавалось побывать за границей. Какие страны посетили за годы службы?
— Высаживался на берег лишь во Вьетнаме — стране-союзнике, где находилась наша военно-морская база. К советским морякам там относились прекрасно. Но первое, что удивило, — низкий рост местных жителей, они казались подростками. И еще каждый вьетнамец без исключения ходил по базе с автоматом. Но было видно, что страна бедная. Нам потом рассказали, что шесть дней их кормили в армии, а на седьмой — распускали. Оставляли постовых и дежурных. А еще нас они приветствовали выкриками «Корефана!», махали руками.
Другие страны видел в бинокль: на военном корабле не имели права войти в чужие территориальные воды. У США это расстояние небольшое — всего 12 миль, или порядка 20 километров. Мы видели, как ездили машины в прибрежной зоне. А по просьбе командира я однажды настроил телевизор на их каналы.
Заметил тогда, что американцы бездумно выбрасывают мусор. А среди тех бумаг разведка находила много полезной информации. В выброшенном журнале обнаружили
снимок, сделанный с воздуха. На нем были сфотографированы три американских авианосца у порта в Сан-Диего. Это фото до сих пор храню.
Союзник Родины
— Вы более 12 лет прослужили в ВМФ. Скучаете по морю?
— Скучаю не по морю, а по запаху корабля. Когда в 1995 году расформировали мою дивизию, ушел в запас и на военных кораблях не ходил. Но выходил в море на гражданских. Когда поднимаешься на борт и вдыхаешь этот запах солярки, масла и металла, то прямо мурашки бегут по коже.
В 2015 году, после того как Крым присоединился к России, мы с товарищами из ветеранского формирования ВМФ «Морская душа» отправились туда на пароме. Такая ностальгия охватила, все делились воспоминаниями о годах службы.
— Советский военно-морской флот — второй в мире по величине — в девяностые годы был сокращен в несколько раз. Сейчас ВМФ восстанавливают. Почему для страны необходимо наращивать мощь в акватории?
— Военно-морской флот защищает границы России в ближней и дальней морской зоне. И если бы не ВМФ, то любая страна воспользовалась бы нашими природными богатствами. Видел, как страны Запада быстро расхищали богатства других республик, да и японцы на Дальнем Востоке ведут себя нагло, пока не покажешь им силу.
Так уж вышло, что силу уважают во всем мире. Если страна сильная и может постоять за себя, ее уважают. Если нет, от нее может ничего не остаться.
Существует такое выражение, предположительно, принадлежавшее российскому императору Александру III: «У России только два союзника — армия и флот». Теперь к ним прибавились Воздушно-космические силы. Считаю, что наша страна снова станет великой и могучей.
Фото Александра Ковязина / АС и из архива Валерия Бугаёва
